И сверлит взглядом так, что мне ясно: это правда.
А у меня против воли внизу живота тяжелеет. Что-то в его взгляде странное. Многообещающее.
Я вдруг резко вспоминаю, как он меня шлепал, а я стонала от удовольствия, и прячу глаза.
Не могу я так просто. Будто ничего и не было: купальни, маленькой комнаты, ледяного душа, моего ужаса.
А еще этой овцы Клары и толпы служанок, с которыми Рейес переспал.
Но ругаться с ним при родителях я, конечно, не буду.
Рейес провожает нас до машины. В отличие от непримечательной легковушки, это одна из машин его армии: черная, огромная и блестящая. С темными стеклами.
Ровно такая, которая вызывает ужас у жителей нашего городка.
А теперь я в ней не просто пассажирка, а почетная гостья?
Я еще не могу привыкнуть.
— Мужчины вперед, девушки назад, — Рейес командует, и папа садится рядом с водителем. А мы с мамой на заднее сидение.
Мама первой, а когда я пытаюсь сесть в машину, Рейес вдруг приобнимает меня, будто помогая залезть, и быстро целует в уголок губ.
Жарко. Резко. Обдавая запахом своего парфюма и вина.
А у меня неожиданно слабеют ноги.
Я не должна так остро на Рейеса реагировать, но мое тело будто считает иначе.
Миг — и он меня отпускает, зато я оказываюсь в салоне.
— До ночи, Анхела, — и Рейес закрывает дверь.
— Горячий мужчина. Первосортный, — мама шепчет мне на ухо.
Да-да. А еще богатый. Король всех местных земель.
Представляю, что мне скажет Мерседес. Раньше мне было забавно слушать ее рассказы про секс, но теперь я изменилась.
Я не верю своим глазам.
Въезд через парадные ворота, постройки и реально красивый особняк не вызывают у меня такого изумления, как мой собственный дом, стоящий на краю поля в маленькой рощице. Это точно он. Я узнаю камни.
Мы выходим из машины, и когда я вижу всех: Хуана, Мерседес, а еще Консуэлу и Милагрос, моих младших сестер, то забываю обо всех тревогах.
Бегу к ним, обнимаю и целую каждого по очереди.
Родителей никто не ждал, и мы превращаемся в радостный и шумный клубок, где все целуют и обнимают всех, смеются и плачут от радости.
— Господин Рейес дал нам кучу денег, представляешь! И всех-всех накормил! Нам сюда привозили еду из настоящего ресторана! А потом с кухни самого господина Рейеса. А мясник и его свора вообще исчезли с рынка! — Хуану для счастья нужно так мало. Он выглядит лучше: синяки уменьшились, а палец потихоньку заживает.
— Сам Рейес дал деньги и лично кормил?
— Нее, его люди. Самого господина Рейеса мы не видели.
У Милагрос и Консуэлы дорогие игрушки и настоящие золотые украшения. Они тоже довольны.
— Пойдем поговорим, Анж. Расскажешь мне то, что не можешь родителям, — Мерседес тянет меня из дома.
Сейчас начнется.
Сопротивляться Мерседес бесполезно. Она, как наша мама, умеет продавливать очень мягко, зато надежно.
— Хорошо, пойдем.
Мы уходим в рощу и оглядываемся. Вроде вокруг никого.
— Ну что… у него большой? — Мерседес смотрит на меня красивыми карими глазами. Ей явно интересно.
Врать бесполезно. Она быстро раскусит.
— Угу. Как дубинка. Для меня слишком большой.
— Было больно?
Я отворачиваюсь, но Мерседес хватает меня за руки, и я вынужденно отвечаю:
— Да. Было.
— Погоди. Все время больно? Тебе вообще не понравилось?
Я нехотя признаюсь:
— Было как-то странно. Я не до конца поняла. Сначала очень больно, а когда он меня поцеловал, стало как-то получше…
— И ты не кончила?
— Прекрати, Мерседес. Я смущаюсь!
— Хм, это не дело, Анж. Попроси Рейеса быть понежнее. Или он любит только грубо?
— Я понятия не имею, что он любит!
— Не знаешь? Ну ты даешь. Секс — это же не пытка. Это взаимное удовольствие! В общем, Анж, нужно правильно настроиться. Скажи ему, чтобы дольше тебя гладил. Гладь его сама, целуй и ничего не бойся. Если у него реально дубинка, а не тебе показалось от испуга, то ты скоро начнешь улетать.
Я слушаю ее вполуха, но понимаю: Мерседес права.
Этой ночью все неизбежно случится. До моих месячных пока далеко, а значит, Рейеса ничто не остановит.
Весь день я размышляю над тем, как Рейес собирается меня воровать.
Если он явится в бандитской черной маске, напугает родных и схватит меня, я его никогда не прощу.
Мне хочется с кем-нибудь посоветоваться.
Консуэла и Милагрос еще учатся в начальной школе, их спрашивать рано. Хуан тоже не советчик.
Мама и Мерседес уверены, что счастье в личной жизни — это что-то очень простое и более, чем естественное.
— Разговаривай с ним, Анж. Если он не хочет разговаривать, накорми его, приласкай и попробуй снова. Только не замалчивай проблемы. Ты у нас любишь в ракушку свою запираться, как что не так, ну вот не надо этого. Мужчины не читают мысли. Так ты его только разозлишь.
Я иду гулять с папой. Он единственный, кто в нашей семье не попал под огромное обаяние Диего Рейеса, которое у того, оказывается, есть.
Мы идем вдоль поля, и папа рассказывает:
— Это Рейес, Анхела. Он не отступится. Он когда говорит о тебе, глаза так и горят. И сам не замечает, что слегка улыбается.
— Ну а я Рубио. Что мне какой-то Рейес… — мне хочется рассказать, как Рауль Фуэнтес замуровал меня заживо, и меня до сих пор трясет от мысли, что меня могли не найти, но я благоразумно молчу.
Папа вдруг добавляет:
— Рейес в тебя влюблен. Если ты его оттолкнешь, не пожалеешь ли потом?
— Пап… Я должна выйти за него замуж, чтобы люди замолчали…
— Ты не должна. Просто ты сама так хочешь, но из гордости упираешься.
— Вот ты тоже считаешь, что мне прям нравится Рейес, но я не хочу это признавать?
Папа пожимает плечами и улыбается.
— Тебе решать.
Родители взяли отгул всего на три дня, поэтому больше мы к Рейесу не возвращаемся.
Просто стараемся быть вместе как можно больше: готовим ужин, рассказываем, у кого что произошло на работе и в школе, Мерседес показывает фото своих детей.
Ночь все ближе, а от Рейеса ни слуху, ни духу.
Я ловлю себя на том, что всерьез начинаю волноваться.
И самое странное, что я не боюсь секса. Я как-то вообще не думаю о сексе.
Просто невнимание Рейеса непривычно и очень тоскливо.
Так уже было, когда он бросил меня в доме Фуэнтесов. Но там девушки много его обсуждали, и я как будто узнавала его лучше.
А моя семья Рейеса не знает и говорить о нем никто не хочет.
Не молиться же на его деньги.
В воздухе остро пахнет ночными цветами, а мне не хочется идти в дом. Я сижу в саду на скамейке, укутавшись в плед и жду, сама не знаю, чего.
Рейес пошутил, что украдет меня ночью. А потом еще раз пошутил, попрощавшись «до ночи».
Сейчас он просто мирно спит после тяжелого дня, а я тут, как дура, в саду зависаю.
В конце концов, зачем тратить на меня время, когда у него полно на все готовых шлюх?! И когда он Клару эту…
Он же наверняка именно ее тетрадь бережно собрал в сумку. Обрывки были исписаны женским почерком.
От злости у меня в глазах темнеет.
— Анжи, пойдем спать, — Мерседес возникает рядом неожиданно.
— Хороша бы я была, если бы накрасилась и накрутилась, — в саду совсем темно, и я плохо различаю сестру.
Пару часов назад она спросила, как я выглядела, когда Рейес увидел меня первый раз. И когда узнала, что я была вся растрепанная и без косметики, заявила, что краситься не нужно.
«Пусть наслаждается тем, на что запал».
— Мало ли у него какие-то дела. Ну чего ты, Анжи, милая. Ну не плачь.
Я и не плачу. Пусть цикады плачут.
Я втягиваю носом воздух, чтобы успокоиться, и вдруг вижу слева — не очень далеко — какие-то подозрительные огни, будто люди идут с фонарями.
Я приглядываюсь и понимаю, что все эти люди — мужчины. Рослая фигура Рейеса выделяется среди них в отблесках огня.