Что он не будет совать мне свой член в горло… ну и не только туда без моего желания.

Если он хочет отношения со мной, пусть считается с моим мнением.

Но действовать, похоже, придется тонко.

Мерседес сказала: «Слушай, Анж, так ты хочешь быть с Рейесом или нет? Если решила, что пойдешь за него замуж, нужно вести себя иначе. Позволяй себя баловать. Знаешь, мужчины ценят только тех, в кого они вложились. Даже не тех, кто хорошо сосет или дает, а тех, кто получает от них настоящее удовольствие. Они все немного альтруисты, прикинь. Ну, конечно, нормальные».

Если я выстрою вокруг себя стену, Рейес просто разозлится и уйдет. Я не получу от него ни капли извинений.

Пусть делает мне хорошо. Я постараюсь расслабиться и немного довериться ему.

Самое стыдное, что мне реально понравился тот раз, когда он меня шлепал. И если бы не похищение, я бы, наверное, отдалась Рейесу в мотеле.

Тогда он как будто чем-то меня околдовал, но я внезапно стала самой собой. Той, кто не боится и не ненавидит.

— Не заставляй меня… Я должна… захотеть тебя сама. Ну… чтобы ты меня обольстил, — мне стыдно говорить такое вслух, но и не сказать я не могу.

— Хорошо, Анхела… Не бойся. Я не сделаю больно.

— Обещаешь?

— Обещаю, — он коротко целует меня в губы и аккуратно опускает на плед, нависая надо мной сверху.

Сейчас ночь и очень темно. Рейес опирается на руки, и на меня почти не давит. Фонарь где-то сбоку, и я практически ничего не вижу.

Так мне не стыдно, но все еще немного страшно.

Сердце пропускает удар. Какой-то частью себя я опасаюсь, что Рейес грубо разведет мне ноги и вклинится между ними, но пока все наоборот.

Он обнимает мои бедра своими, и я чувствую, как сильно он меня хочет.

Он вдруг шепчет:

— Ты больше не пахнешь яблоком.

Ох, нет. Не надо мне о них напоминать!

— И не буду. Ненавижу яблоки!

— А меня… тоже ненавидишь? — голос немного грустный.

Я пытаюсь понять, что испытываю к нему. Это как-то сложно, только одно я знаю четко:

— Нет… не ненавижу больше.

— А что? — теплое дыхание согревает мне губы, а шепот обостряет ощущения.

Рейес так близко, что я отлично его слышу, несмотря на сильный рокот моря.

Но сейчас мне не стыдно, как будто сам запах этого мужчины туманит мои мысли.

— Не знаю…

— Хорошо, Анхела…

И я снова чувствую горячий и почти невинный поцелуй в губы. А потом в щеки. В шею. И в губы опять.

Всего-то поцелуи, а мне становится жарко.

Я пытаюсь расслабиться. Это сложно, когда вдруг не надо ни бежать, ни драться, а можно вот так раскинуться на песке и принимать поцелуи.

Думать не хочу, с кем и как Рейес учился целоваться. Потому что, мне кажется, всерьез научиться невозможно. С каждым человеком это все равно будет по-другому.

Мне хочется обнять Рейеса и зарыться пальцами в его мягкие волосы. И я это делаю.

Он говорит:

— Не стесняйся. Я просто буду тебя целовать… Ты такая отзывчивая. Делай все… что самой нравится.

— Просто целовать и никакой… грубости?

Я чувствую, как член Рейеса, упирающийся в мой живот, твердеет еще сильнее.

— Будет по-всякому, чика.

Он больше ничего не говорит, продолжая зацеловывать мое лицо, шею и плечи, и в какой-то момент мне нестерпимо хочется ответить ему.

Сама не знаю, зачем: то ли чтобы мои ощущения стали сильнее, то ли чтобы понравилось ему.

В прошлый раз он балдел от того, как я его целовала.

А Рейес как чувствует.

— Ты самая лучшая, Анхела Рубио. Ты невероятная и обалденная…

Я заставляю его замолчать, размыкая языком его губы.

Как-то хищно и… странно приятно.

Хотя Рейес по-прежнему сверху, я чувствую себя отлично.

Он весь здесь и сейчас для моего удовольствия, и я целую его развязнее, вылизывая изнутри и чувствуя, как его член еще плотнее вжимается в меня.

Туда, где все уже очень горячее и мокрое. И мне это нравится.

Я прекращаю целовать Рейеса, только когда заканчивается воздух. Отпускаю его губы, не убирая руки с шеи, но он отстраняется и аккуратно тянет мое платье вниз.

Оно немного развратное, его можно снять и не расстегивая.

На мне остаются лифчик и чулки.

И я слышу полный восторга голос Рейеса:

— Ах ты… Забыла трусики… кошка.

Ну да, Рейес. С тобой все равно бесполезно их носить.

Мне нравится это «кошка». И не нравится, что фонарь освещает так мало.

Рейес меня видит, а я его — плохо. А сейчас я хочу смотреть в его лицо.

Хочу видеть тот темный дикий голод в его глазах, который ужасно пугал меня, а теперь особенно заводит.

Я хочу видеть, насколько я ему нужна. Это какое-то наваждение!

Но я не вижу ничего, потому что Рейес целует меня в живот, приближаясь к треугольничку волос между ног.

— Я соскучился, чика…

Я в лифчике и чулках. Как будто одета. Но одновременно совершенно раздета, уязвима и доступна.

А Рейес начинает целовать мой живот и бедра так жадно и голодно, будто хочет меня съесть.

Я пытаюсь увернуться. Мне невероятно непривычно. Но он не дает и держит мои бедра.

Подчиняет, пугает и растравляет какие-то древние инстинкты, которым бесполезно сопротивляться.

Между ног становится еще мокрее и жарче.

Мне хочется широко развести их и согнуть в коленях, показав Рейесу… все.

Пусть смотрит. Пусть восхищается. Пусть сходит от меня с ума.

И все равно я вскрикиваю, почувствовав его язык прямо там. На той самой точке, которая горит и пульсирует, посылая по телу сумасшедший жар.

— Красивая моя…

Мне дико стыдно и до безумия приятно.

Теперь не скажешь, что меня кто-то заставил. Я сама легла, раскинула ноги и наслаждаюсь каждым умелым движением Рейеса.

Я ему отдаюсь, что бы это ни значило.

Он держит меня за бедра, а его язык быстро и жестко движется вверх и вниз.

Задевает какие-то чувствительные точки, и от этих порочно-страстных прикосновений мне умопомрачительно хорошо.

Без мыслей, без страхов, без сомнений.

Меня словно подкидывает на ярких горячих волнах, и каждая новая волна поднимается все выше и выше.

Нестерпимо горячо и сладко.

Я кричу, не выдерживая эти острые ощущения, но вместо крика слышу полный наслаждения стон. А Рейес продолжает терзать меня и мучить.

Его язык движется ритмично и быстро. Он доводит меня до полного сумасшествия.

Я больше не помню ни своего имени, ни кто он такой, ни где я, ни где мы.

Мне так жарко, что хочется прохлады, но его влажный распутный язык неумолим.

Он словно не вылизывает, а берет меня, врываясь в тело и утверждая свою власть.

Я вскрикиваю, вдруг взлетая особенно высоко. Перед глазами на миг темнеет. Меня всю выгибает, я не могу остановиться. Хватаюсь за плед и сбиваю его.

Я не соображаю, что говорю:

— Ааах… пожалуйста…

— Еще?

Да, Рейес, еще…

Я боюсь этих новых ощущений. Они настолько сильные, что мне дико, до слез стыдно, насколько мне хорошо. Но я умираю, как хочу почувствовать их снова.

Сил говорить нет, и я киваю, надеясь, что Рейес увидит.

И не могу сдержаться, снова кричу, когда Рейес опять проводит своим языком там, задевая самые чувствительные точки и лаская их до одури.

Я не представляла, что могу быть настолько чувствительной с ним.

Это Рейес, тот самый Рейес… от которого я сейчас теку и плавлюсь, как последняя шлюха.

Я слабая, а он сильный, и сейчас мне настолько хорошо, что наплевать на все, что было до и что будет после.

Еще. Я хочу еще этих сладких жарких касаний. Я хочу, чтобы его язык снова бил меня и лизал, но Рейес проникает им внутрь, и я на миг сжимаюсь.

Он возьмет меня? Подчинит, растягивая и даря сумасшедшую наполненность и боль?

Мгновение, и я не успеваю испугаться, а язык вновь порхает на той точке, прикосновения к которой невозможно долго терпеть, настолько это потрясающе.

И я взлетаю опять, а перед глазами мелькают звезды, и мне кажется, что между ног стало совсем мокро.